Опубликовано: 05 февраля 2025 года
В рамках фестиваля «Чехов. Отражения», посвященного 165-летию со дня рождения Антона Павловича, в Театральной библиотеке состоялась встреча с творческим коллективом спектакля «Три сестры» – горячо любимой зрителями постановки Семёна Спивака.
Постановка прожила на сцене Молодежного театра на Фонтанке почти двадцать лет. Встреча была приурочена к открытию выставки «”Три сестры” Чехова – легенда Молодежного театра на Фонтанке», представленной в честь 45-летия театра.
В последний раз спектакль был сыгран 12 января 2025 года, и встреча стала своеобразными проводами знаковой постановки. Режиссер, народный артист России Семён Спивак, художник-постановщик Михаил Платонов и актеры спектакля: заслуженный артист России Сергей Барковский (Чебутыкин), актрисы Анна Геллер (Ирина) и Светлана Строгова (Маша) – рассказали, что за двадцать лет жизни спектакля, состав которого оставался практически неизменным, внутри коллектива возникла по-настоящему семейная атмосфера. Светлана Строгова, извиняясь за подступающие слезы, поделилась с гостями: «Для меня Маша – удивительная женщина. Она живет с драйвом, вопреки чужому мнению, принимает свои чувства и желания. Эта героиня – бунтарь. Я другая – более терпеливая, сдержанная. В жизни я бы никогда не позволила себе быть такой, как Маша, а на сцене могла. И за это никто не накажет. Поэтому мне всегда было интересно в этой роли».
Объясняя свой выбор для постановки именно пьесы Чехова «Три сестры», Семён Яковлевич сказал так: «Должно что-то щелкнуть в сердце».
Выходу спектакля предшествовали долгие три года репетиций. В далекие двухтысячные из-за нехватки финансов, в том числе на костюмы, в шутку прогнозировался выход «Двух сестер», возможно и вовсе – «Брата». После премьеры критика пеняла на отход от чеховского канона (многим, скорее всего, таковым еще виделась мхатовская постановка). А у Спивака и Вершинин (Валерий Кухарешин) – не «блестящий гость», а довольно невзрачный, застенчивый, какой-то горемычный фантазер, и некрасивого барона Семён Яковлевич сделал по-рыцарски прекрасным, «разрешив» Ирине полюбить его, и Ольге дал право быть женщиной, проявляющей влюбленность в Вершинина. Режиссерским произволом это не назвать, поскольку пьесы Чехова не приспособлены к одномерной трактовке... Но несомненно: классическое начало в спектакле было сохранено. Разделить героев на ведущих и второстепенных в постановке сложно, у каждого живая звонкая мелодия, человеческая нота, и все они вместе – музыка, истинно чеховская полифония. «Я и делал спектакль как музыкальное произведение, только высказанное в словах» – признался режиссер.
Двадцатилетняя именинница Ирина мечтала и танцевала: ее наряжали королевой, и в честь нее на театрализованном турнире сражались Тузенбах (Александр Строев) и Солёный (Роман Нечаев). В финале, когда Солёный убивал на дуэли Тузенбаха, шуточные сражения всплывали в памяти – «предзнаменование!». Комичной сценой режиссер ювелирно убирал пафос фразы «Если бы мне было позволено отдать за вас жизнь свою!»: Ирина связывала шнурки на ботинках спящего Тузенбаха, он вставал на ноги и падал, а затем смиренно, видя ее смех, произносил избитую реплику. Так романная фраза превращалась в пронзительную и глубокую.
А сколь лучисто было мужество Тузенбаха, успокаивающего Ирину перед дуэлью (не она его, а он ее)! «Скажи мне что-нибудь», – говорил он спокойно, но с мерцающей, еле уловимой ноткой надежды. Нужные слова любящей женщины способны на чудо – иногда победить даже смерть, но Ирина всю жизнь берегла важные слова для кого-то особенного… «Эту сцену Семён Яковлевич строил так, что Ирина только между строк признается в любви барону. Моя героиня говорит одно, а чувствует другое. Практически весь третий акт я играю любовь. При этом я играю подспудное понимание, что теряю того, кто меня любит», – рассказала Анна Геллер.
Многими зрителями особо отмечалась сцена отъезда Вершинина. Подполковник молча смотрел на Машу, не находя даже нескольких хороших слов для нее. Героиня, тоже молча, открывала бельевой короб, вставала в него одной ногой, другой… Никто из зрителей до конца не верил в то, что дальше могло произойти, но актриса Светлана Строгова невероятным образом умещалась в коробе и закрывала за собой крышку: Девушка предлагала Вершинину забрать ее хоть вещью... «Мне хотелось показать, что Маша согласна на все: быть женой, любовницей, подругой, кем угодно... Это же сердце замирает, глядя на нее», – поделился режиссер.
Одинокий старик Чебутыкин читал газету (а более – малодушно прятал за нею лицо), прохаживался по сцене походкой профессора Плейшнера. Тщетно пытался быть заметным и нужным, но вечно оказывался где-то с краю. «Я - жалкий старик, мне 61 год», – ворчал он, поднимаясь по лестнице на последнем спектакле, и в зале слышался смешок: Чебутыкину по пьесе 60 лет, а 61 – самому Барковскому. Однако любые актерские попытки поиграть с залом в честь «прощания», быстро сошли на нет: общий настрой прощания с дорогим для театра спектаклем был «отыграть максимально честно», «как в последний раз».
«Три сестры» Спивака – живой рассказ о том, что жизнь состоит из каждого прожитого дня, что мечты не всегда сбываются, что идеал всегда «где-то там». В спектакле было много уютных, теплых, а также смешных сцен: ну не было в этом доме Прозоровых ни беспросветности, ни вселенской скукотищи. Однако, если жизнь буквально поставлена на рельсы (они располагались прямо посреди сцены), то и радость жизни пролетает мимо, словно пейзаж за окном в томительном ожидании нужной остановки. «Марк Китаев сделал удивительное пространство, без которого на нашей малой сцене достойный спектакль не построишь. Появился «второй этаж», а это огромные мизансценические возможности», – благодарно отозвался Семен Яковлевич о работе главного художника.
Вторым этажом была лестница на заднем плане, от правого края сцены наискосок до левого верхнего угла. Михаил Платонов рассказал, как она появилась: «Вначале придумали насыпь, потом решили на нее положить рельсы – как какое-то восхождение... Потом насыпь отменили, придумали что-то вроде виадука. А рельсы опустили на сцену, потому что Спиваку нужно было поставить на них вагонетку-стол». Эта лестница, этот общий путь сестер куда-то наверх в финале разрывался на три отдельных пути, края которых обрывались в воздухе…
Финал специально не придумывался: еще во время репетиций на задник проецировалось мелькание света. Получилось, будто сестры стоят в поле, мимо идут поезда (как их жизнь – прошла мимо), и женщины осмысляют, что произошло. Самое важное в сцене – это точно поставленное режиссером и сыгранное актрисами принятие своего пути. Героини обращались к неясному теплому свету, который освещал их сверху – как к свету небесному. Но они обращались и ко всем зрителям: надо жить. Однажды, так же представ пред этим светом, и каждый из нас поймет «зачем живем, зачем страдаем»...
За двадцать лет спектакль не устарел – режиссура Спивака не тяготеет к показной актуальности, следованию моде. Герои его каждого спектакля живут на сцене жизнь, оттого понятны и легко принимаемы зрителем. Таковы были и «Три сестры». «Понятно, что молодых людей, которые приходили на спектакль, смущала наша «оболочка» (актеры стали заметно старше героев. – прим. авт.). Но идея, что транслировали мы, не устарела. Мне очень дорог этот спектакль. Мы все плакали, прощаясь с ним», – поделилась своими чувствами Анна Геллер.
Для тех, кто хочет еще «встретиться» со спектаклем, в Театральной библиотеке до 28 февраля открыта выставка «Три сестры» Чехова – легенда Молодежного театра на Фонтанке», на которой представлены некоторые костюмы и фотографии спектакля.
Автор текста Янина Зарницына
Постановка прожила на сцене Молодежного театра на Фонтанке почти двадцать лет. Встреча была приурочена к открытию выставки «”Три сестры” Чехова – легенда Молодежного театра на Фонтанке», представленной в честь 45-летия театра.
В последний раз спектакль был сыгран 12 января 2025 года, и встреча стала своеобразными проводами знаковой постановки. Режиссер, народный артист России Семён Спивак, художник-постановщик Михаил Платонов и актеры спектакля: заслуженный артист России Сергей Барковский (Чебутыкин), актрисы Анна Геллер (Ирина) и Светлана Строгова (Маша) – рассказали, что за двадцать лет жизни спектакля, состав которого оставался практически неизменным, внутри коллектива возникла по-настоящему семейная атмосфера. Светлана Строгова, извиняясь за подступающие слезы, поделилась с гостями: «Для меня Маша – удивительная женщина. Она живет с драйвом, вопреки чужому мнению, принимает свои чувства и желания. Эта героиня – бунтарь. Я другая – более терпеливая, сдержанная. В жизни я бы никогда не позволила себе быть такой, как Маша, а на сцене могла. И за это никто не накажет. Поэтому мне всегда было интересно в этой роли».
Автор и правообладатель изображений: Юлия Кудряшова.
Объясняя свой выбор для постановки именно пьесы Чехова «Три сестры», Семён Яковлевич сказал так: «Должно что-то щелкнуть в сердце».
Выходу спектакля предшествовали долгие три года репетиций. В далекие двухтысячные из-за нехватки финансов, в том числе на костюмы, в шутку прогнозировался выход «Двух сестер», возможно и вовсе – «Брата». После премьеры критика пеняла на отход от чеховского канона (многим, скорее всего, таковым еще виделась мхатовская постановка). А у Спивака и Вершинин (Валерий Кухарешин) – не «блестящий гость», а довольно невзрачный, застенчивый, какой-то горемычный фантазер, и некрасивого барона Семён Яковлевич сделал по-рыцарски прекрасным, «разрешив» Ирине полюбить его, и Ольге дал право быть женщиной, проявляющей влюбленность в Вершинина. Режиссерским произволом это не назвать, поскольку пьесы Чехова не приспособлены к одномерной трактовке... Но несомненно: классическое начало в спектакле было сохранено. Разделить героев на ведущих и второстепенных в постановке сложно, у каждого живая звонкая мелодия, человеческая нота, и все они вместе – музыка, истинно чеховская полифония. «Я и делал спектакль как музыкальное произведение, только высказанное в словах» – признался режиссер.
Двадцатилетняя именинница Ирина мечтала и танцевала: ее наряжали королевой, и в честь нее на театрализованном турнире сражались Тузенбах (Александр Строев) и Солёный (Роман Нечаев). В финале, когда Солёный убивал на дуэли Тузенбаха, шуточные сражения всплывали в памяти – «предзнаменование!». Комичной сценой режиссер ювелирно убирал пафос фразы «Если бы мне было позволено отдать за вас жизнь свою!»: Ирина связывала шнурки на ботинках спящего Тузенбаха, он вставал на ноги и падал, а затем смиренно, видя ее смех, произносил избитую реплику. Так романная фраза превращалась в пронзительную и глубокую.
А сколь лучисто было мужество Тузенбаха, успокаивающего Ирину перед дуэлью (не она его, а он ее)! «Скажи мне что-нибудь», – говорил он спокойно, но с мерцающей, еле уловимой ноткой надежды. Нужные слова любящей женщины способны на чудо – иногда победить даже смерть, но Ирина всю жизнь берегла важные слова для кого-то особенного… «Эту сцену Семён Яковлевич строил так, что Ирина только между строк признается в любви барону. Моя героиня говорит одно, а чувствует другое. Практически весь третий акт я играю любовь. При этом я играю подспудное понимание, что теряю того, кто меня любит», – рассказала Анна Геллер.
Многими зрителями особо отмечалась сцена отъезда Вершинина. Подполковник молча смотрел на Машу, не находя даже нескольких хороших слов для нее. Героиня, тоже молча, открывала бельевой короб, вставала в него одной ногой, другой… Никто из зрителей до конца не верил в то, что дальше могло произойти, но актриса Светлана Строгова невероятным образом умещалась в коробе и закрывала за собой крышку: Девушка предлагала Вершинину забрать ее хоть вещью... «Мне хотелось показать, что Маша согласна на все: быть женой, любовницей, подругой, кем угодно... Это же сердце замирает, глядя на нее», – поделился режиссер.
Одинокий старик Чебутыкин читал газету (а более – малодушно прятал за нею лицо), прохаживался по сцене походкой профессора Плейшнера. Тщетно пытался быть заметным и нужным, но вечно оказывался где-то с краю. «Я - жалкий старик, мне 61 год», – ворчал он, поднимаясь по лестнице на последнем спектакле, и в зале слышался смешок: Чебутыкину по пьесе 60 лет, а 61 – самому Барковскому. Однако любые актерские попытки поиграть с залом в честь «прощания», быстро сошли на нет: общий настрой прощания с дорогим для театра спектаклем был «отыграть максимально честно», «как в последний раз».
«Три сестры» Спивака – живой рассказ о том, что жизнь состоит из каждого прожитого дня, что мечты не всегда сбываются, что идеал всегда «где-то там». В спектакле было много уютных, теплых, а также смешных сцен: ну не было в этом доме Прозоровых ни беспросветности, ни вселенской скукотищи. Однако, если жизнь буквально поставлена на рельсы (они располагались прямо посреди сцены), то и радость жизни пролетает мимо, словно пейзаж за окном в томительном ожидании нужной остановки. «Марк Китаев сделал удивительное пространство, без которого на нашей малой сцене достойный спектакль не построишь. Появился «второй этаж», а это огромные мизансценические возможности», – благодарно отозвался Семен Яковлевич о работе главного художника.
Вторым этажом была лестница на заднем плане, от правого края сцены наискосок до левого верхнего угла. Михаил Платонов рассказал, как она появилась: «Вначале придумали насыпь, потом решили на нее положить рельсы – как какое-то восхождение... Потом насыпь отменили, придумали что-то вроде виадука. А рельсы опустили на сцену, потому что Спиваку нужно было поставить на них вагонетку-стол». Эта лестница, этот общий путь сестер куда-то наверх в финале разрывался на три отдельных пути, края которых обрывались в воздухе…
Финал специально не придумывался: еще во время репетиций на задник проецировалось мелькание света. Получилось, будто сестры стоят в поле, мимо идут поезда (как их жизнь – прошла мимо), и женщины осмысляют, что произошло. Самое важное в сцене – это точно поставленное режиссером и сыгранное актрисами принятие своего пути. Героини обращались к неясному теплому свету, который освещал их сверху – как к свету небесному. Но они обращались и ко всем зрителям: надо жить. Однажды, так же представ пред этим светом, и каждый из нас поймет «зачем живем, зачем страдаем»...
За двадцать лет спектакль не устарел – режиссура Спивака не тяготеет к показной актуальности, следованию моде. Герои его каждого спектакля живут на сцене жизнь, оттого понятны и легко принимаемы зрителем. Таковы были и «Три сестры». «Понятно, что молодых людей, которые приходили на спектакль, смущала наша «оболочка» (актеры стали заметно старше героев. – прим. авт.). Но идея, что транслировали мы, не устарела. Мне очень дорог этот спектакль. Мы все плакали, прощаясь с ним», – поделилась своими чувствами Анна Геллер.
Для тех, кто хочет еще «встретиться» со спектаклем, в Театральной библиотеке до 28 февраля открыта выставка «Три сестры» Чехова – легенда Молодежного театра на Фонтанке», на которой представлены некоторые костюмы и фотографии спектакля.
Автор текста Янина Зарницына
Ваш комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии
Авторизоваться