Театральная мастерская «АСБ» Алексея Янковского существует уже 23 года. За это время из занятий с артистами вырос ряд спектаклей, переосмысливающих классику и несколько работ, в которых актеры воплощают неожиданные роли. Мы поговорили с основателем мастерской о том, как она появилась, к чему пришла, и какие спектакли текущего сезона помогут зрителям лучше понять героев Достоевского.
— Ваш театр появился в 2000 году. Что предшествовало этому факту?
— Собственно говоря, это именно мастерская, а не театр. Когда-то я в шутку назвал проект «Мастерская по реабилитации актеров государственных и академических театров драмы». Под реабилитацией я понимаю возвращение профессии ее изначального звучания, того, для чего она предназначена, вместо того, чем вынужден иногда заниматься актер государственного театра. Мастерская появилась в те годы, когда государство, которому эти самые театры принадлежали, перестало существовать. Я говорю о Советском Союзе. Много хороших актеров оказалось на улице, разочаровавшись в том, что происходит в театре. Все менялось, мы все шли, по пути встречались люди, с которыми мы что-то делали… Из этих занятий родилась Мастерская. Предназначение театра выражается в одном — «человеку нужен человек». Человек приходит в театр для того, чтобы посмотреть на другого человека таким, как его создал Бог, а не таким, каким его сделал социум. Вопрос лишь в том, что мы понимаем под человеческим — «сборище комплексов или принадлежность к бесконечности»? Как сказал кто-то из великих режиссеров, «Актеру платят за то, чтобы он оставался человеком».
— Кто был Вашим наставником в профессии?
— Я заканчивал класс режиссуры у профессора Музиля, у которого учились Герман, Праудин, Кац, Дмитрий Астрахан, стажировался в Москве в центре Мейерхольда (мастерская Клима), пять лет работал педагогом в СПбГАТИ (РГИСИ) в мастерской Фильштинского. Все эти люди очень повлияли на меня, на мой путь в театре. Музиль дал мне Землю, Клим — Небо, Фильштинский — возможность прикоснуться к педагогике. Музиль, кстати, готовил нас еще, как главных режиссеров того театра, эпоха которого заканчивалась. И в то время нам пришлось как бы перетекать из старого времени в новое, где уже главным становился не режиссер, а директор театра, менеджер, продюсер.
— Хороша или плоха такая модель театра?
— Я не знаю. Это так. Не бывает «хорошо» или «плохо» — это категории для неудачников. А для жизни подходит «это так». Я же понимаю, что реальность не придет ко мне, не согнется в три погибели и не скажет «скажи, какой мне быть, я хочу тебе соответствовать». Я понимаю, что это мне приходится меняться…
— Кто-то поддержал Вас на старте?
— Название АСБ — это «Активная сторона бесконечности», сложившееся по названию нашего первого спектакля, который был написан специально учеником Эфроса и Васильева, знаменитым режиссером, драматургом и теоретиком театра Климом. «Активная сторона бесконечности» — это десятая книга Кастанеды, в которой Дон Хуан и Карлос Кастанеда беседуют о театре. С этого все и началось. Второй спектакль «Я… Она…Не Я и Я…» Клим написал для того же актера, который играл в «Активной стороне…» — Александра Лыкова. Это была биографическая пьеса об актере и о его предназначении.
— Вы до первого спектакля где-то работали с Лыковым?
— Да, но скорее мы с ним репетировали. Я репетировал в Театре Сатиры свой первый спектакль, а он приходи туда заниматься. Я ведь не режиссер в обычном плане — я занимаюсь с актерами, мои спектакли — это результат этих занятий. Если просят поставить линейный сюжетный спектакль, мне не очень интересно. Знаете, есть работа, а есть дело. Дело — поручено кем-то свыше и не заканчивается твоей одной жизнью, а работа — это там, где ты деньги зарабатываешь. Как говорит мой друг: «Любого человека можно купить, только мне не называлась сумма, за которую я бы согласился».
— Раскрылся ли Лыков как-то иначе для Вас после того, как Вы начали работать?
— Он один из наших великих актеров. Раскрылся он или нет — это не мне судить. Я считаю, что это были крутые два спектакля, они есть в записи, и их можно посмотреть.
— Как Вы выбираете материал для постановки?
— Как я уже сказал, у нас есть свой драматург — это Клим. Я считаю, что он один из лучших поэтов мира. Он пишет для нас тексты: нам это выгодно, потому что он не требует с нас таких денег, как требуют современные авторы и родственники уже ушедших авторов. Остальное приходит по судьбе. Актеры сами приносят. Я считаю, что происходит наоборот, реальность выбирает сама нас, а не мы выбираем реальность. Так же происходит и с театрами, с которыми я сотрудничаю. В целом, я позволяю актеру сделать что-то в ущерб современному зрительскому интересу, сделать то, что не позволяет реальность государственного театра, который зависит от кассы, от зрителя и так далее.
— Какие у Вас отношения с системой Станиславского?
— Сейчас идет 160-летие Станиславского, кстати, у нас готовится спектакль по этому поводу, позже расскажу о нем. Что касается самого Станиславского — самая большая его заслуга в том, что он назвал предмет театра и тем самым поставил театр в один ряд с такими науками, как психология, философия и другие. Он сказал, что если предметом живописи является Цвет, предметом музыки — Звук, то предметом театра является Действие. После Станиславского театр стал серьезным занятием. Он определил еще его и социальный статус, сказав, что театр должен быть художественным и общедоступным. Для меня театр является способом изучения человека без всяких социальных принадлежностей.
— Поговорим о премьере нынешнего сезона — «Бес-Сон-Ницца». Как она появилась?
— У Клима есть цикл по «Идиоту» — книга «8 из числа 7 или 7 дней с ИДИОТОМ», где он написал монологи, объединенные названием «о чем могли бы сказать герои Достоевского в романе «Идиот» и о чем они молчат». В 2021 году мы делали читку всех пьес из этого цикла. Некоторые из них превратились в спектакли, в том числе и нынешняя премьера — моноспектакль «Бес-Сон-Ницца» в исполнении Александра Кошкидько. Это дневники Тоцкого. Мы эту постановку везем на гастроли в Архангельск в мае этого года в рамках проекта «Большие гастроли».
— О чем этот спектакль?
— Знаете, когда спрашиваешь множество людей об одном и том же событии, вам все рассказывают свои версии, и получаются совершенно разные истории. Это версия «Идиота» не от Достоевского, а от персонажа Тоцкого.
— Какие еще спектакли входят в этот цикл?
— «Нежный возраст» и «Падший ангел» — монологи Настасьи Филипповны и актрисы, играющей ее роль, «Звезда моя, Аделаида» — монолог Аглаи и «Злой спектакль» — монолог Ипполита. Так что, если спектакль зрителю понравится, то он может посмотреть монологи других героев Достоевского в нашем репертуаре, мы их периодически показываем. А еще пару лет назад делали эскиз по «Идиоту» на фестивале «Школа. Студия. Мастерская» у Григория Козлова, в театре которого я ранее ставил «Анну Каренину» в версии Клима…
— То есть, в других театрах Вы все-таки работаете?
— Козлов предложил мне делать именно «Анну Каренину» Клима, зная, что я занимаюсь его драматургией. Но когда ты приходишь в другой театр… Как бы сказать… Это все равно не мой спектакль, а спектакль Театра «Мастерская», потому что выращен на ее почве — я всего лишь принес зерно. Когда Вы хотите вырастить в Америке российскую сосну, Вы же не везете дерево, вырывая его с корнями. Вы берете зерно, едете в Америку в Южную или Северную и пытаетесь там прорастить его. Да, это будет немножко другая сосна, она будет называться как-нибудь с другим прилагательным, но суть останется та же. Вот я в этом плане — сеятель. Правда, иногда не всходит — некоторые зерна падают при дороге.
— В чем, на Ваш взгляд, задача «АСБ»? Помимо реабилитации актера, как Вы в шутку недавно сказали.
— Для человека очень важна среда — без среды талант человека не растет. И задача Мастерской — создание такой среды. Работать при этом актер может где угодно. Мастерская существует до тех пор, пока в ней есть потребность. Знаете, Марлон Брандо, когда заканчивал любой свой фильм и получал гонорар, шел учиться в новую театральную школу. Как говорит мой товарищ, чем больше талант актера, тем больше от требует технологического обеспечения. То, что мы делаем, останется вечно, оно будет пригодно и для нового театра.
— А каким будет новый театр?
— Я не знаю. Мы не знаем, когда появятся пьесы «новой драмы». Впрочем, пьесы Ибсена, когда они только появились, тоже называли «новой драмой»… Но все, в конце концов, становится классикой. «Классикой» древние греки называли то, что пережило Лету. Умерло и воскресло. И, что бы Вам не говорили, в классике всегда есть истина.
— Что из современной драматургии способно пережить Лету?
— То, чем я занимаюсь. Та драматургия, которую я ставлю. Более того, я считаю, что каждый режиссер должен написать одну пьесу, чтобы понять, что он не драматург.
— Это, надо понимать, и к актерам относится?
— Как говорил мой товарищ — у актера есть две болезни: когда он пьет или когда сам спектакли начинает ставить.
— Что ждет Мастерскую в ближайшее время?
— Сейчас мы делаем проект к 160-летию Станиславского при поддержке Президентского фонда культурных инициатив и ставим оригинальную пьесу, которую по заказу написал Клим. Она будет называться «Мир как воля и представление», по названию книги Шопенгауэра, которая в свое время огромное впечатление произвела на Станиславского. Рассказывает, что, увидев название книги, режиссер сказал, что оно очень театральное: ведь мир — это люди, которые приходят посмотреть на волевые усилия актера и составить свое представление. Кстати, само понятие «я в предлагаемых обстоятельствах», которое вошло у Станиславского в систему, есть и в трудах Шопенгауэра, очевидно, он взял его оттуда. Премьера, ориентировочно, будет в сентябре, а пока — ждем на «Бес-Сон-Ниццу».
Нина Бенуа, специально для «Культуры Петербурга»
Фото — Архив Театральной мастерской «АСБ»
— Ваш театр появился в 2000 году. Что предшествовало этому факту?
— Собственно говоря, это именно мастерская, а не театр. Когда-то я в шутку назвал проект «Мастерская по реабилитации актеров государственных и академических театров драмы». Под реабилитацией я понимаю возвращение профессии ее изначального звучания, того, для чего она предназначена, вместо того, чем вынужден иногда заниматься актер государственного театра. Мастерская появилась в те годы, когда государство, которому эти самые театры принадлежали, перестало существовать. Я говорю о Советском Союзе. Много хороших актеров оказалось на улице, разочаровавшись в том, что происходит в театре. Все менялось, мы все шли, по пути встречались люди, с которыми мы что-то делали… Из этих занятий родилась Мастерская. Предназначение театра выражается в одном — «человеку нужен человек». Человек приходит в театр для того, чтобы посмотреть на другого человека таким, как его создал Бог, а не таким, каким его сделал социум. Вопрос лишь в том, что мы понимаем под человеческим — «сборище комплексов или принадлежность к бесконечности»? Как сказал кто-то из великих режиссеров, «Актеру платят за то, чтобы он оставался человеком».
— Кто был Вашим наставником в профессии?
— Я заканчивал класс режиссуры у профессора Музиля, у которого учились Герман, Праудин, Кац, Дмитрий Астрахан, стажировался в Москве в центре Мейерхольда (мастерская Клима), пять лет работал педагогом в СПбГАТИ (РГИСИ) в мастерской Фильштинского. Все эти люди очень повлияли на меня, на мой путь в театре. Музиль дал мне Землю, Клим — Небо, Фильштинский — возможность прикоснуться к педагогике. Музиль, кстати, готовил нас еще, как главных режиссеров того театра, эпоха которого заканчивалась. И в то время нам пришлось как бы перетекать из старого времени в новое, где уже главным становился не режиссер, а директор театра, менеджер, продюсер.
— Хороша или плоха такая модель театра?
— Я не знаю. Это так. Не бывает «хорошо» или «плохо» — это категории для неудачников. А для жизни подходит «это так». Я же понимаю, что реальность не придет ко мне, не согнется в три погибели и не скажет «скажи, какой мне быть, я хочу тебе соответствовать». Я понимаю, что это мне приходится меняться…
— Кто-то поддержал Вас на старте?
— Название АСБ — это «Активная сторона бесконечности», сложившееся по названию нашего первого спектакля, который был написан специально учеником Эфроса и Васильева, знаменитым режиссером, драматургом и теоретиком театра Климом. «Активная сторона бесконечности» — это десятая книга Кастанеды, в которой Дон Хуан и Карлос Кастанеда беседуют о театре. С этого все и началось. Второй спектакль «Я… Она…Не Я и Я…» Клим написал для того же актера, который играл в «Активной стороне…» — Александра Лыкова. Это была биографическая пьеса об актере и о его предназначении.
— Вы до первого спектакля где-то работали с Лыковым?
— Да, но скорее мы с ним репетировали. Я репетировал в Театре Сатиры свой первый спектакль, а он приходи туда заниматься. Я ведь не режиссер в обычном плане — я занимаюсь с актерами, мои спектакли — это результат этих занятий. Если просят поставить линейный сюжетный спектакль, мне не очень интересно. Знаете, есть работа, а есть дело. Дело — поручено кем-то свыше и не заканчивается твоей одной жизнью, а работа — это там, где ты деньги зарабатываешь. Как говорит мой друг: «Любого человека можно купить, только мне не называлась сумма, за которую я бы согласился».
— Раскрылся ли Лыков как-то иначе для Вас после того, как Вы начали работать?
— Он один из наших великих актеров. Раскрылся он или нет — это не мне судить. Я считаю, что это были крутые два спектакля, они есть в записи, и их можно посмотреть.
— Как Вы выбираете материал для постановки?
— Как я уже сказал, у нас есть свой драматург — это Клим. Я считаю, что он один из лучших поэтов мира. Он пишет для нас тексты: нам это выгодно, потому что он не требует с нас таких денег, как требуют современные авторы и родственники уже ушедших авторов. Остальное приходит по судьбе. Актеры сами приносят. Я считаю, что происходит наоборот, реальность выбирает сама нас, а не мы выбираем реальность. Так же происходит и с театрами, с которыми я сотрудничаю. В целом, я позволяю актеру сделать что-то в ущерб современному зрительскому интересу, сделать то, что не позволяет реальность государственного театра, который зависит от кассы, от зрителя и так далее.
— Какие у Вас отношения с системой Станиславского?
— Сейчас идет 160-летие Станиславского, кстати, у нас готовится спектакль по этому поводу, позже расскажу о нем. Что касается самого Станиславского — самая большая его заслуга в том, что он назвал предмет театра и тем самым поставил театр в один ряд с такими науками, как психология, философия и другие. Он сказал, что если предметом живописи является Цвет, предметом музыки — Звук, то предметом театра является Действие. После Станиславского театр стал серьезным занятием. Он определил еще его и социальный статус, сказав, что театр должен быть художественным и общедоступным. Для меня театр является способом изучения человека без всяких социальных принадлежностей.
— Поговорим о премьере нынешнего сезона — «Бес-Сон-Ницца». Как она появилась?
— У Клима есть цикл по «Идиоту» — книга «8 из числа 7 или 7 дней с ИДИОТОМ», где он написал монологи, объединенные названием «о чем могли бы сказать герои Достоевского в романе «Идиот» и о чем они молчат». В 2021 году мы делали читку всех пьес из этого цикла. Некоторые из них превратились в спектакли, в том числе и нынешняя премьера — моноспектакль «Бес-Сон-Ницца» в исполнении Александра Кошкидько. Это дневники Тоцкого. Мы эту постановку везем на гастроли в Архангельск в мае этого года в рамках проекта «Большие гастроли».
— О чем этот спектакль?
— Знаете, когда спрашиваешь множество людей об одном и том же событии, вам все рассказывают свои версии, и получаются совершенно разные истории. Это версия «Идиота» не от Достоевского, а от персонажа Тоцкого.
— Какие еще спектакли входят в этот цикл?
— «Нежный возраст» и «Падший ангел» — монологи Настасьи Филипповны и актрисы, играющей ее роль, «Звезда моя, Аделаида» — монолог Аглаи и «Злой спектакль» — монолог Ипполита. Так что, если спектакль зрителю понравится, то он может посмотреть монологи других героев Достоевского в нашем репертуаре, мы их периодически показываем. А еще пару лет назад делали эскиз по «Идиоту» на фестивале «Школа. Студия. Мастерская» у Григория Козлова, в театре которого я ранее ставил «Анну Каренину» в версии Клима…
— То есть, в других театрах Вы все-таки работаете?
— Козлов предложил мне делать именно «Анну Каренину» Клима, зная, что я занимаюсь его драматургией. Но когда ты приходишь в другой театр… Как бы сказать… Это все равно не мой спектакль, а спектакль Театра «Мастерская», потому что выращен на ее почве — я всего лишь принес зерно. Когда Вы хотите вырастить в Америке российскую сосну, Вы же не везете дерево, вырывая его с корнями. Вы берете зерно, едете в Америку в Южную или Северную и пытаетесь там прорастить его. Да, это будет немножко другая сосна, она будет называться как-нибудь с другим прилагательным, но суть останется та же. Вот я в этом плане — сеятель. Правда, иногда не всходит — некоторые зерна падают при дороге.
— В чем, на Ваш взгляд, задача «АСБ»? Помимо реабилитации актера, как Вы в шутку недавно сказали.
— Для человека очень важна среда — без среды талант человека не растет. И задача Мастерской — создание такой среды. Работать при этом актер может где угодно. Мастерская существует до тех пор, пока в ней есть потребность. Знаете, Марлон Брандо, когда заканчивал любой свой фильм и получал гонорар, шел учиться в новую театральную школу. Как говорит мой товарищ, чем больше талант актера, тем больше от требует технологического обеспечения. То, что мы делаем, останется вечно, оно будет пригодно и для нового театра.
— А каким будет новый театр?
— Я не знаю. Мы не знаем, когда появятся пьесы «новой драмы». Впрочем, пьесы Ибсена, когда они только появились, тоже называли «новой драмой»… Но все, в конце концов, становится классикой. «Классикой» древние греки называли то, что пережило Лету. Умерло и воскресло. И, что бы Вам не говорили, в классике всегда есть истина.
— Что из современной драматургии способно пережить Лету?
— То, чем я занимаюсь. Та драматургия, которую я ставлю. Более того, я считаю, что каждый режиссер должен написать одну пьесу, чтобы понять, что он не драматург.
— Это, надо понимать, и к актерам относится?
— Как говорил мой товарищ — у актера есть две болезни: когда он пьет или когда сам спектакли начинает ставить.
— Что ждет Мастерскую в ближайшее время?
— Сейчас мы делаем проект к 160-летию Станиславского при поддержке Президентского фонда культурных инициатив и ставим оригинальную пьесу, которую по заказу написал Клим. Она будет называться «Мир как воля и представление», по названию книги Шопенгауэра, которая в свое время огромное впечатление произвела на Станиславского. Рассказывает, что, увидев название книги, режиссер сказал, что оно очень театральное: ведь мир — это люди, которые приходят посмотреть на волевые усилия актера и составить свое представление. Кстати, само понятие «я в предлагаемых обстоятельствах», которое вошло у Станиславского в систему, есть и в трудах Шопенгауэра, очевидно, он взял его оттуда. Премьера, ориентировочно, будет в сентябре, а пока — ждем на «Бес-Сон-Ниццу».
Нина Бенуа, специально для «Культуры Петербурга»
Фото — Архив Театральной мастерской «АСБ»
Алексей Янковский
Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: spbcult.ru
Ваш комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии
Авторизоваться