Алина Михайлова: «Это постановка для взрослых зрителей, осознанно проживающих свою жизнь»

6, 7 и 21 марта Театр имени Комиссаржевской представит премьеру спектакля по мотивам пьесы Островского «На каждого мудреца довольно простоты». 

За несколько дней до события портал «Культура Петербурга» взял интервью у одного из самых загадочных участников постановочной команды – режиссера по пластике Алины Михайловой.

- Алина, как Вы попали в команду этого спектакля?

- Этот проект - продолжение сотрудничества с Александром Баргманом. Первая наша совместная работа состоялась в Тюменском театре, когда мы создавали спектакль «Наш городок», затем здесь, в Комиссаржевке, появился «Настанет день…», поставленный по рассказам Набокова. И вот сейчас готовится третий наш совместный проект.

- Какие ощущения возникли у Вас в процессе работы в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской?

- Когда мы только начали работать, подумала: наверное, что-то такое хорошее я в своей жизни сделала, раз мне достался такой подарок (и это не пустые слова – я в разных театрах служила). В Комиссаржевке - огромное количество действительно талантливых людей, которые могут действовать, что называется, в потоке, и выходить в творческое пространство. Получается все легко – возможно, еще и потому, что Александр - удивительный режиссер… 

Первым моим впечатлением от работы здесь было: наконец-то собралась такая компания людей, с которыми можно вместе погружаться в творческое пространство и черпать оттуда важную информацию. В этом пространстве актер раскрывается, и персонаж «сам себя демонстрирует». Уже на первом спектакле я увидела, как много здесь людей, которые не боятся такого погружения. 

- Есть ли какие-то новые черты, которые Вы открываете в Баргмане-режиссере? Или все уже известно?

- Дело в том, что специфика Александра, на мой взгляд, в том, что у него есть свой огромный человеческий опыт, знание множества вариаций нашей природы. Каждая пьеса - это возможность заглянуть в человека, увидеть его дно и взгляд к небу... Особенно, если речь идет о классике, которая тем и хороша, что задает какие-то вопросы, открывает ворота, за которыми сколько сможешь, настолько и продвинешься вперед. Новое заключается в том, что открываются иные двери понимания того, кто такой Человек. И в этом вопросе мы двигаемся вместе с Александром Львовичем, рядом с ним.

- Какую задачу поставил Вам режиссер в этом спектакле?

- Дело в том, что мы с ним - выдумщики. Хлебом не корми, дай что-нибудь придумать. А когда мы начинаем придумывать, то освобождаемся от своей личности, каких-то амбиций. И не важно, кто ты: режиссер-не режиссер, хореограф-не хореограф. Главное - это творение, тот момент, когда появляется то, чего не было или было маленьким и невидимым, а вдруг становится ощутимым для всех. Как человек, чье мышление в силу профессиональных задач связано с телом, я очень тонко чувствую этот процесс. То есть мой мозг обрабатывает скорее ту информацию, которую я получаю, присоединяясь к персонажу-актеру. А так как у героя нет никакого тела, кроме актерского, оно становится единственным инструментом передачи информации, инструментом воплощения, воплощения буквально во плоти.

Сначала появляется некая идея, некий образ, написанный словами, буквами на белой бумаге, и вот у этого образа появляется плоть, а плоть - наша... Поэтому для того, чтобы что-то придумать, нужно видеть, что это за «плоть», что это за живой человек, как он чувствует, реагирует, соединяется капиллярами с персонажем, прорастая в него… И мне нужно найти ходы, чтобы подобрать инструменты, которые будут работать именно для этого конкретного человека. Чтобы актер мог физически войти в состояние персонажа и буквально стать им - это немножко шаманизм, превращение.

Есть, например, такое понятие, как физический театр. Там история рассказывается через физическое действие. Если говорить обо мне, то я думаю телом, как кто-то выражает свои мысли музыкой или еще чем-то… У каждого свое ведущее свойство. Понятно, что все мы целые, думаем и чувствуем всем, но у каждого есть наиболее тонкий и гибкий инструмент, который работает лучше всего.

Сначала, когда я прочитала пьесу, мне было очень печально, потому что казалось, что это просто социальная сатира, и что с ней делать - непонятно. А сейчас, когда мы приближаемся к финалу,  ситуация кажется иной… 

Кадры из спектакля.

- Как Вы воспринимаете Глумова?

- Представьте себе состояние человека, который попадает в ситуацию, где нет никаких ориентиров. Даже то, что всем с детства понятно, допустим, ответы на вопросы: что такое хорошо и что такое плохо - здесь неоднозначно.

И вот наш герой, находящийся в невесомости, захотел изменить жизнь. Но это невозможно, потому что в этом мире изначально нет понимания верха и низа, все перевернуто, и в обратную сторону не возвращается. Поскольку отсутствует линия горизонта, нет никаких ориентиров.

Человек, у которого были какие-то координаты, направление и понимание: где движение вверх, а где падение, позволяет себе уйти с этого пути. А другого ответа на вопросы не находит… Потому что то, с чем он борется, этот мир - он неуязвим, в нем нет этики и совести.

Как у персонажа нет никакого тела, кроме нашего, точно также получается и с миром: мир - это только мы. То, что мы устраиваем. Из этого он и состоит. А когда герой продал свой мир, он не смог выстроить его в других условиях…  

- Каждый спектакль, каждая работа меняют что-то в Вашей жизни, в Вашем внутреннем мире?

- Меняют. Сам процесс постановочный - как ритуал, он высвечивает и мои слабости, и сильные стороны. А для меня это, наверное, возможность найти опору в невесомости… Когда весь мир летит в тартарары, а ты при этом - живешь. Твои глаза видят, уши слышат, ты чувствуешь. И главное -  еще любишь! Ты любишь то, что делаешь, людей и то, как они себя проявляют. Тогда каждая репетиция – открытие, ты удивляешься и думаешь: ничего себе, на какую глубину мог позволить себе уйти человек!

И когда, допустим, долгое время ничего не происходит, артист себя никак не проявляет, ты печалишься, но вдруг в какой-то момент этот актер приходит на репетицию и делает что-то настоящее… Может быть, это не дойдет, не сохранится до премьеры. Но в этот момент, когда он демонстрирует свое открытие, ты видишь невероятную красоту! И такое восприятие красоты очень дорого. Люди вообще-то красивые.

- В старости на лице очень четко проявляется человеческая личность. По пожилому человеку видно, какую жизнь он прожил.  В молодости у многих есть лишь смазливое личико, а в старости - в каждой морщинке судьба…

- Это как раз и демонстрирует: есть ли в человеке некий стержень, сердцевина - или их нет. Допустим, Глумов имел в жизни какие-то ориентиры и сам их сломал, и зритель видит, что это дорога в никуда… 

- Мне кажется, Александр Баргман из тех режиссеров, которые умеют делать свет…

- Сама по себе история как будто бы не дает никакого света. И, предлагая эту работу, Саша мне написал: «Если ты спросишь меня, где здесь свет, я не знаю»… Мы и сейчас не знаем, где этот свет. Но у меня есть предощущение, что исполнители главных ролей его откроют. Может быть, в финале мы этот свет через актеров и увидим.

- Как Вы думаете, для кого этот спектакль?

- Мне кажется, это постановка для взрослых зрителей, осознанно проживающих свою жизнь. Людей, самостоятельно сделавших свой выбор и знающих внутренний ответ на вопрос: «Почему я здесь…».

Правообладатель фото: пресс-служба Театра имени Комиссаржевской.

Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: spbcult.ru