Елена Кашинцева: «Меня вела судьба...»

8 декабря самая «уютная» актриса Театра Дождей Елена Кашинцева отмечает 70-летний юбилей. 

По отзывам зрителей, она обволакивает своей теплой энергетикой, во многих ее ролях люди в зале узнают любимых маму или бабушку, потому и Кашинцеву воспринимают как очень близкого и родного человека. Она стала мамой не только для своих детей, но и для всего театра, где ее ласково называют Мамик.

Елена Николаевна – один из основателей театра. В далеком 1989 году вместе с друзьями и коллегами она начала строить и создавать особую волшебную атмосферу, за которую зрители так любят Театр Дождей. Играть на этой сцене Елена стала не сразу – просто была рядом, вместе с близкими по духу людьми, поддерживала, подсказывала, писала первые капустники, ездила вместе со всем коллективом на первые фестивали, и только спустя два года стала работать в качестве актрисы. Какие-то роли ушли в прошлое по возрасту, но навсегда остались в памяти зрителей: няня Анфиса («Три сестры»), Полина Андреевна («Чайка»), Голда в «Поминальной молитве» – эту роль Елена играла почти 20 лет. Какие-то актриса исполняет с премьеры до сих пор. Например, Мод Мокридж («Опасный поворот», с 1994 года), Старуха («Эшелон», с 2010 года), Квашня («На дне», с 2005 года) и другие. Сейчас Кашинцева репетирует Домну Пантелевну в премьерном спектакле «Таланты и поклонники».

Мудрый, сдержанный, очень добрый и вместе с тем ироничный человек, Елена Николаевна проявляет свои лучшие черты в каждой роли, создавая на сцене неповторимые и узнаваемые образы. Несмотря на кажущееся спокойствие, актриса очень эмоциональна и многое близко принимает к сердцу. Выручают отменное чувство юмора и неутолимая жажда знаний. Хотя сама Кашинцева считает себя довольно замкнутым и стеснительным человеком, она обладает особым внутренним светом, который согревает всех вокруг.

Когда-то в интервью Елена Кашинцева сказала о своей судьбе так: «Моя мама очень обрадовалась, когда в первом классе мне дали роль Доктора Айболита. Мама хотела, чтобы я стала врачом. Но судьбоносным все-таки стало слово РОЛЬ». Перед Днем рождения «Культуре Петербурга» удалось уговорить скромную юбиляршу на беседу и узнать много необычного из ее биографии.

- Как начался Ваш творческий путь?

- Я считаю, что творчество начинается не с начала обучения, а с момента рождения. Родители у меня были совершенно простые: мама – медработник, папа – начальник леспромхоза, занимался лесопоставками. Когда я была маленькая, меня отдавали в круглосуточный детский сад, где мне было очень некомфортно. Детский сад – это рассадник комплексов. Я любила болеть, потому что тогда сидела дома, в основном одна, и играла сама с собой, что-то придумывала, ведь игрушек было совсем немного. Еще в детстве меня спасали книжки. В школе была небольшая библиотека, и я там пропадала в более старших классах. Читала все подряд, но по большей части школьную программу.

Я была замкнутой девочкой, и мама меня за это ругала: «Мне за тебя все время стыдно, приходят родственники (родственников было много, часто собирались на праздники), все разговаривают, а из тебя и слова не вытянешь. Ты хоть поговори с народом, чтобы не позориться». Меня это озадачило: о чем мне разговаривать с ними, с этими тетеньками-дяденьками? Думаю: «Послушаю, о чем же они там говорят». И вот послушала я эти разговоры взрослые, и показалось, что я напрочь разговаривать разучилась, настолько это было неинтересно (смеется - прим. ред.).

Мама пыталась меня «разблокировать» и отдала в хореографический кружок. Фонограммы на занятиях не было, зато был аккордеонист. Кружок вела его жена, бывшая балерина, которая знала, «как надо», и полненьких девочек не любила (а я всю жизнь была девушкой полной), но поскольку занятия были платные, принимали всех. Она меня гнобила по-черному. Сейчас я вспоминаю и удивляюсь, как я там отзанималась с первого по восьмой класс.

В школьные годы я вообще много чем занималась и посещала все имевшиеся кружки. Думаю, это была тяга к какому-то общению. Ходила в кружок фотографии, в хоровой, была даже юной железнодорожницей на Малой Октябрьской. Один раз паровоз водила, осваивала и другие профессии: была стрелочницей, диктором, который ставит пластинки и объявляет: «Следующая станция “Пионерская”. Отправление поезда через десять минут».

В седьмом классе к нам пришла очень интересная учительница. Мне кажется сейчас, что ее в нашу школу «сослали» чуть ли не за диссидентские взгляды. Были у нее свои идеи по поводу обучения, внутренняя свобода, которой она делилась, и такая энергетика, что у нее хотелось учиться. Тогда у нас закрутилась внеклассная жизнь. Поскольку большинство учеников были очень инертны, особенно мальчики, мне приходилось писать сценарии и организовывать вечера, КВНы, голубые огоньки и т. п. Наш класс вышел по школе в первые ряды – раскачала я эту массу (улыбается - прим. ред.). Мне потом встретился одноклассник, и он с восторгом – чему я была крайне удивлена – вспоминал наши школьные годы. Оказалось, что наши выступления – единственное светлое воспоминание о том периоде. В девятом-десятом классах я перешла в другую школу, где был драмкружок, в котором преподавал молоденький студент. Мы устраивали различные вечера, в основном по школьной программе, например вечер, посвященный Некрасову. Все это сглаживало природную замкнутость и стеснительность, хотя они никуда не делись, – ведь если эти черты заложены, ты борешься с ними всю жизнь и либо преодолеваешь, либо нет.

Изображения из архива Елены Кашинцевой. 

- Посещение театральных кружков повлияло на Ваше решение пойти учиться на режиссера?

- Конечно, повлияло, поскольку одно с другим неразрывно связано, но я никогда не ставлю себе задач, чтобы потом их достигать, – все остается на уровне ощущений. Я училась в Ленинградском областном училище культуры и искусств, специальность называлась «Режиссура театрализованных представлений и праздников», но знания давали и режиссерские, и актерские.

- А в какой момент жизни Вы решили выучиться на мастера-модельера причесок?

- Я всегда всех стригла, с самого детства, для меня это не составляло никакого труда. Я могла просто посмотреть, как что-то делать, и тут же это повторить. Было внутреннее видение и способности. Учиться пошла, потому что, во-первых, кушать хотелось, ребенка кормить, а, во-вторых, в работе мастера-модельера была своя независимость. Например, работать в какой-нибудь конторе бухгалтером я не смогла бы – взвыла бы от тоски.

- Почему Вы решили связать свою жизнь с Театром Дождей?

- Изначально я попала в театр «Суббота» и проработала там несколько лет, но затем ушла. Я сыграла в спектакле Семёна Спивака «Старая Верона», а потом просто существовала параллельно, потому что у меня была маленькая дочка, но со всеми коллегами поддерживала хорошие отношения. Потом продолжила актерский путь в Театре Дождей – в нем собрались друзья, единомышленники, люди, близкие мне по духу. К тому моменту дети подросли и времени стало больше, можно было заняться тем, что тебе нравится. Меня судьба связала с Дождями!

- Правда ли, что первые годы существования театра Вы делали актерам грим и прически?

- На тот момент я уже освоила профессию мастера-модельера, и придумывать прически стало одним из моих творческих проявлений. В основном моего участия требовали чеховские спектакли: «Три сестры», «Чайка», хотя у нас не было задачи исторической достоверности. Грима тогда, по сути, не было.

- Есть ли роль или спектакль, которые занимают в Вашем сердце особое место?

- Наверное, из ролей - это Голда, потому что из всех моих ролей эта самая объемная, самая трудоемкая, в нее вложено больше сил, она мне ближе всех. А спектакли… Они все по-своему любимы, как у матери все дети любимы одинаково. Сейчас репетируем «Таланты и поклонники», и я получаю удовольствие от процесса. На самом деле, актерская профессия очень уязвимая. Главное эту уязвимость победить, выйти к чему-то более значимому, ведь уязвимость – это проявление эгоизма. Раз ты уязвлен, значит, ты не прав, значит, ты думаешь не в ту сторону. Думать о себе надо обязательно, но это не должно становиться всепоглощающим, это лишь малая часть чего-то общего. Эгоизм тоже нужен, но он не должен побеждать, он должен быть в связке, в гармонии со всем остальным, чтобы не мешать общему делу, поскольку театр, спектакли – это творчество коллективное. Без партнерства нет театра, особенно когда речь идет о таком театре, как наш, – открытом даже внутри коллектива.

- Не могли бы Вы поделиться какими-то забавными случаями из Вашей театральной жизни?

- В «Опасном повороте», где я играю писательницу Мод Мокридж, в коттедже собирается маленькая, миленькая компания, герои разговаривают, шутят и постепенно выясняется, что все оказываются не такими, какими представлялись сначала. В финале один из персонажей стреляется. Выстрел, затемнение, потом загорается свет, и зрители видит меня, читающую текст пьесы. На сцене повторяется первая картина, когда все были еще счастливы и слушали радио. Один из героев спрашивает, какую пьесу мы слушали, а я отвечаю, глядя в зал: «Мы толком не поняли, но что-то о лжи и о каком-то господине, который застрелился». И вдруг я слышу из зала возглас зрителя, до которого дошло, что все эти страсти придумала писательница: «Вот дура-то!!!» Эта непосредственная реакция запомнилась на всю жизнь (улыбается - прим. ред.).

- Что для Вас Театр Дождей?

- Для меня Театр Дождей – все. Я его в особую статью не выделяю, он – неотъемлемая часть моей жизни. Театр - моя семья, в которой всякое бывает. А вернее даже - часть души.

Благодарим Александру Питомцеву за подготовку эксклюзивного интервью для «Культуры Петербурга».

Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: spbcult.ru