Опубликовано: 03 декабря 2025 года
16 декабря исполняется 110 лет со дня рождения выдающегося композитора Георгия Васильевича Свиридова. К этой дате Фонд развития Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства подготовил при поддержке Президентского фонда культурных инициатив масштабный фестиваль «Время Свиридова». В преддверии события художественный руководитель фестиваля Лидия Адэр специально для «Культуры Петербурга» побеседовала с племянником композитора – музыковедом, заслуженным деятелем искусств РФ, директором Свиридовского института и председателем Совета одноименного фонда Александром Белоненко.
- Александр Сергеевич, в одном из интервью Вы упоминали о том, что Георгий Васильевич Свиридов со временем начал делиться с Вами сокровенными мыслями, обсуждал текущую музыкальную жизнь. Расскажите, кто был ближним кругом мэтра, кому он доверял?
- Вы знаете, в музыкальном мире ни в какие времена не было абсолютной гармонии отношений между композиторами. Всегда имели место противостояния. Это было характерно и для советской музыки. Можно сказать, что существовали музыкальные «партии». Самая очевидная из таких — московский авангард. Туда входили Эдисон Денисов, София Губайдулина, Николай Каретников. К этой «партии» примкнула довольно большая группа людей. Но в то же время, параллельно с московскими авангардистами творили композиторы, которых трудно объединить чем-то, кроме того, скажем, что они были связаны с руководством, с тем же Тихоном Хренниковым. В Ленинграде тоже сложились разные группы, потому что одно дело — Сергей Слонимский, другое — Борис Тищенко. Противостояние было скрытым. У Свиридова имелся круг композиторов, близких ему чисто биографически, хронологически, просто круг его современников, людей его поколения. Композиторы эти принадлежали к совершенно разным направлениям, но всех их объединяло одно: это в основном был круг учеников Шостаковича и близких ему людей. Например, он очень ценил талант Валерия Гаврилина.
- А как Георгий Васильевич относился тогда к современным музыкальным течениям?
- Свиридова часто воспринимают как ретрограда, который плохо относился к музыкальному авангарду. На самом деле всё было намного сложнее, и дело не в личных симпатиях и антипатиях. А в том, что где-то в конце 50-х – начале 60-х годов Георгий Васильевич осознал важную вещь: наступил реальный кризис традиционного советского симфонизма. Мэтр понимал, что Шостакович — его высшая и завершающая ступень. В то же время внимательно следил за тем, что происходит на Западе. Свиридов, внимательно изучая западную современную послевоенную культуру, понял, что формируется новое движение: на смену симфонизму приходит додекафония или песня. В какой-то момент он заметил, что авангард отказался от больших оркестровых составов, на смену пришли ансамбли. И Георгий Васильевич тоже пришёл к ансамблю в качестве основного инструментария, отказавшись от традиционной сонатно-симфонической формы.
- Как проходила работа и была организована творческая лаборатория композитора? Он сочинял сидя за столом или делал наброски за роялем?
- Сам процесс создания происходил совершенно спонтанно. У Георгия Васильевича была феноменальная память, он носил в голове огромное количество стихов. Рассказывал, что порой вдруг неожиданно, например, во время ходьбы — какое-то стихотворение всплывало в сознании в мелодическом облачении. Если в тот момент он находился на улице, то тут же бежал домой, чтобы успеть зафиксировать первоначальный мелодический материал на бумаге. А дальше начиналась изнурительная работа.
- Отдушиной Свиридова была вокальная музыка. Каким голосам он отдавал предпочтение? Что важно было при выборе тембра голоса, на что обращал внимание певцов?
- В 60-е годы у него потоком хлынула музыка на слова Блока. Я даже не знаю, кого из наших композиторов можно сравнить с Георгием по объёму написанного. Что же касается вашего вопроса о голосах... У Свиридова невозможно представить музыку для колоратурного сопрано - это не его голос по природе. Есть совсем небольшое количество песен для сопрано, имеется репертуар для тенора, но всё-таки его основные голоса — низкие: меццо, баритон и бас. Это связано с характером творчества, отношением к стихам, к выбору поэтических источников.
- А кому из певцов он доверял свои премьеры?
- Ему повезло в этом смысле, потому что он сотрудничал с замечательными певцами. Когда у Свиридова появились пушкинские романсы, в 1936 году, их пели очень многие. Позднее Георгий Васильевич познакомился с Александром Ведерниковым, потом с Евгением Нестеренко и Ириной Архиповой. А одной из его любимых певиц была Елена Образцова.
- Георгий Васильевич был диктатором в работе с музыкантами или скорее доверял исполнителям?
- Он привык работать на износ, достигая результата: эта работа очень сложна. Ведь каждый композитор несёт в мир новую, непривычную интонацию. Исполнители, воспитанные на классическом репертуаре, привыкают к давно известным стилям пения. Поэтому ему было очень трудно с певцами, у которых давно сложилась манера пения русского классического романса. Петь Свиридова так, как поют, например, Чайковского и Рахманинова, нельзя, невозможно. Например, когда Елена Образцова приезжала к мэтру на дачу в Дарьино, они начинали репетировать, и Георгий говорил: «Лена, подождите, подождите. Из вас исходит оперная фальшь. Надо остановиться, прийти в себя». Достижение естественной, новой правдивой интонации, к которой он стремился всегда, давалось с трудом. Шла работа, настоящая работа, о которой теперь уже никто даже не имеет представления.
- С нашим прекрасным городом его связывают ранние годы, годы учения. Что Петербург значил для Свиридова? Ведь все его крупные опусы вдохновлены Северной столицей. Что подталкивало к этому?
- Для Георгия Васильевича город ценен хотя бы просто потому, что здесь прошла его молодость. Он учился здесь и говорил, что нужно сделать нечто подобное Римской премии Парижской национальной консерватории: нужно учредить Ленинградскую премию для композиторов, чтобы они могли приехать и окунуться в культуру этого великого города, написать здесь свои сочинения… Награда дала бы возможность молодым творцам год быть в Ленинграде, подобно парижским консерваторцам - в Риме. Свиридов провёл в Северной столице с 1932 по 1941 год. Потом была эвакуация в Новосибирск; в 1944 году Георгий Васильевич вернулся и до 1956 года жил в Ленинграде. В 30-е годы попал в совершенно особую, уходящую уже атмосферу города, который жил отголосками, эхом столицы. Поэтому, Свиридов, кстати, не мог принять того факта, что Собчак переименовал Ленинград в Петербург: говорил, что это насмешка. Он застал в Ленинграде старое поколение, интеллигенцию с петербургским фундаментом своей культуры.
Как-то журналист брал у Свиридова интервью и спросил: «Скажите, а почему у вас так много сочинений о Ленинграде, Петербурге и мало о Москве? И Георгий Васильевич ответил: «В Москве нет тайны». Ещё он вспоминал, как провожал однажды Шостаковича на Марата, и Дмитрий Дмитриевич говорил своему ученику: «Здесь камни учат».
- Что Вы думаете о нынешнем состоянии дел в современной музыкальной культуре?
- Я с печалью смотрю на современную культуру вообще и нахожу, что в ней происходит оскудение культуры музыкальной. Совершенно очевидно для меня, что так называемая высокая музыка, которая называется академической, превратилась в предмет торга и «чистой воды» бизнес. Посмотрите на программы наших филармоний и концертных залов мира: шпарят до бесконечности, до потери сознания Второй и Третий концерты Рахманинова, поют Реквиемы Моцарта и Верди, играют две-три симфонии Бетховена, Чайковского… А Мусоргский, Бородин, Стравинский совсем не звучат. Налицо падение общественного интереса и явного ухудшения вкуса.
С другой стороны, как ни крути, места Шостаковича, Прокофьева, Свиридова по большому счёту вакантны. Хоть и есть у нас некоторые знаменитости местного масштаба, но таких произведений, которые были бы общественно значимы для всей страны, я просто не слышу. Их нет. Особенно меня беспокоят молодые поколения, потому что они, конечно, осваивают разные техники очень хорошо, идут за поставангардом, «дожёвывают» американский минимализм, но я не вижу ничего значительного. Честно признаюсь: я далеко не всё слышу, но в целом картина тревожит.
- Я желаю Вам сил, Александр Сергеевич, Вы – просто ангел-хранитель творчества Георгия Васильевича.
- Я делаю то, что положено мне, потому что это моя судьба. Свиридов как-то сказал мне: «Понимаешь, для того, чтобы ты обрёл имя и стал известен, ты должен умереть во мне». Я умираю сейчас в нём - точнее и не скажешь.
Лидия Адэр - специально для «Культуры Петербурга». Текст подготовила музыковед Елена Наливаева. Правообладатель фото - Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства.
Обложка: композитор Георгий Свиридов: «В Москве нет тайны».
Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: spbcult.ru
Ваш комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии
Авторизоваться